Наши читатели наверняка помнят статью «О чем рас­сказали старые письма», напечатанную в сентябрьском номере нашей газеты. В ней рассказывалось о том, что фастовчанка Ирина Шимчик откликнулась на призыв изра­ильского историка Леонида Смиловицкого (статья «Невос­требованная память») присылать ему со­хранившиеся в семьях фронтовые письма, чтобы уберечь от забвения память о людях, которые их писали. И она ото­слала ему двадцать фронтовых писем танкиста 88-ой бри­гады 15-го танкового корпуса 3-ей танковой армии лейте­нанта Ефима Заславского, которые хранились в ее семье.

Наша статья была основана на информации, переданной Ириной Шимчик, но сами письма, которые Ефим писал с фронта своим родителям Петру Григорьевичу и Анне Ефи­мовне, мы не читали. Эти письма Ирина отправила в Из­раиль Леониду Смиловицкому. Сегодня мы публикуем статью этого израильского историка, которую он написал специально для нашей газеты, где он приводит выдержки из фронтовых писем Ефима и размышляет о том, за что же тот отдал свою молодую жизнь в первом же бою.

...Звонок в дверь. При­носят заказную бандероль с Украины. В ней пожелтевшие треугольники 1943 года и фотографии. На одной — ро­дители Ефима Анна Ефимов­на Заславская (Португалова), 1899 г.р. и Петр Григо­рьевич Заславский, 1898 г.р. На следующем снимке дата 1927 год — маленький Фима с родителями, здесь ему три годика. В одном из фрон­товых писем упоминается Мера. Это сестра Петра Гри­горьевича. Ирина помнит, как она приезжала к ним два раза, уже старенькая. Мое внимание привлекли два фронтовых фото девятнад­цатилетнего юноши. На пер­вом Фима после окончания Харьковского артиллерий­ского училища (действовало в Фергане с 1942 года), это март 1943 года. Второе — на­кануне отправки его на пере­довую — 15 июня 1943 года.

 Читаю письма, кото­рые поражают своей не­посредственностью. В них всё: и видение себя и того мира, который вокруг, и то дело, которому себя посвя­тил. Сначала дорога, полная ожидания. Никто из этих па­реньков, одетых в военную форму, не ехал на смерть, все ехали побеждать. Потом военный лагерь в лесу, бес­конечные тренировки и уче­ния. Ожидание отправки на передовую. Стремление сра­зиться с врагом. О чем меч­тает молодой человек, почти мальчик, которому дали в руки оружие и сказали, что он защитник? Понимали они, что все настолько серьезно? Думаю, что да. Но они еще ни разу не видели смерть, когда рядом с тобой падает замертво друг. Когда мина или снаряд рвут в клочья че­ловеческое тело и фонтаном идет кровь. Жизнь для таких, как он, только начиналась...

Вот эти строки, читайте вместе со мной:

1 апреля 1943 г.

Пишу на ходу, т. к. ва­гон сильно трясет, поэто­му получается некрасиво и сжато. До Ташкента ехали в пассажирском вагоне. По­сле — товарняком, тащимся, как черепаха. Сутками стоим на больших станциях. Кормят обедом на продпунктах, а ве­чером и утром — сухой паек. Голодными не бываем, полу­чили концентраты. В вагонах по две печки, так что дело идет. Очень жалею, что батя не пришел на вокзал. Когда будете писать письмо, сооб­щите, что задержало? До Мо­сквы еще далеко, суток 10-12. Передайте привет Ване, деду и всем своим. Больше писать нечего. Целую вас, Фима

11  апреля 1943 г.

Подъезжаем к Куйбыше­ву. Наверное, числа 18 апре­ля будем в Москве. Обедаем через день. Получили сухой паек до 13-го. Конечно, вы­мазанные все, как черти, едем в товарных вагонах. Очень плохо, что батя не сде­лал ключ к чемодану. Пока еще все в порядке, но дальше что будет, не знаю. В Орен­бурге (Чкалов) я чуть не про­дал часы. Деньги у меня есть (800 руб.), но за часы давали 2 тыс. Я решил

подождать до крайнего случая, ведь это па­мять из дома. Фима.

19 апреля 1943 г.

Сегодня пишу послед­нее письмо с дороги. До Мо­сквы осталось 300 км. Чув­ствуются места, где близко был немец. У меня вышло одно неплохое дело, под­работал 500 руб., появилась возможность подкупать по дороге все необходимое. Надеюсь, 1 мая мы выспим­ся, почистимся и встретим праздник в Москве. Ну, пока, привет всем, Фима.

23 апреля 1943 г.

Наконец, мы приехали на место (...) Ни Киев, ни Одесса мне не были так не понятны, как Москва. Ездил в метро, вообще, неплохая штука. Сегодня решается моя судьба — куда пошлют (...)

8 мая 1943 г.

Первое, что вас инте­ресует: я жив и здоров. Учу людей уничтожать врага. Живем недалеко от Москвы в лесу. Как говорят, работа­ем и дышим свежим возду­хом. Дела мои пока хороши. Попал я в часть с тремя ре­бятами из нашего училища. Через месяц, может с гаком, поедем на фронт. Ребята все неплохие, большинство фронтовиков,

награжденные. Когда был в Москве, заходил к Юзику. Его не было дома, видел жену. Она сильно по­худела. Живут неважно, в ма­ленькой «комнатке», если ее можно так назвать. Больше писать нечего. Крепко целую вас, Фима.

11 мая 1943 г.

Наконец-то я прибыл в свою часть. Попал на форми­рование. У меня должность командира огневого взвода. Дали людей, сейчас знаком­люсь. Ребята неплохие. На фронт, наверное, через ме­сяца два-три (...) Ваш сын Фима.

16 мая 1943 г.

После долгих ожиданий получили, наконец, матери­альную часть. Неплохая, по­следнего выпуска, так что воевать можно. Работаем по 12 часов в день, отдыхаем — 7. Наверное, долго здесь не продержимся, скоро на фронт. Пока все в порядке. Самолеты летают, но нас не трогают. Жду ответа. Привет всем, Фима.

27 мая 1943 г.

Извините, что долго не писал. Просто не было вре­мени. Сейчас у нас трени­ровка, но пока все в поряд­ке. Наверное, днями поедем на какое-то направление, но точно не знаю. Ждите сле­дующее письмо. Наверное, после будет о чем напи­сать (...).

1 июня 1943 г.

Вчера получил ваше письмо. Опять вы про деньги, зачем они мне нужны? Здесь ничего не достанешь, да и с дороги осталось 500 руб. По­лучил зарплату — 120о руб. Нашему 15-му танковому корпусу присвоили звание гвардейского, так что мы те­перь считаемся гвардейца­ми. Тренировки уже 24 часа в сутки. Я вам выслал свой аттестат и 600 руб. почтой, сообщите, когда получи­те (...). Фотографировать­ся здесь негде, если будет возможность, пришлю. На­ходимся мы ... (зачеркнуто цензурой — Л.С.) Тульской области. Видеть меня нет возможности. Ребят из Фер­ганы со мной нет. Пишите, как жизнь. Фима.

5 июня 1943 г.

Сегодня пришел с за­нятий и мне торжественно вручили ваше первое пись­мо. Почему так сжато пиши­те, новостей у вас больше. Наверное, скоро выедем. Сейчас идут митинги. Я под­писался на заём — 1600 руб. Эти деньги пойдут на разгром ненавистного врага (...).

7 июня 1943 г.

(...) Скоро на фронт, но до 12 июня будем на месте. Зачем выслали 300 руб., мне свои девать некуда. Получаю около 2 тыс. руб. вместе с гвардейскими, просто нече­го с ними делать. Ну, пока. Целую вас (подпись).

22 июня 1943 г.

Занимаемся по-старо­му. Дела идут своим чере­дом. Ездим на тактические занятия и боевые стрельбы. Здесь еще, наверное, пробу­дем до июля месяца. Я чув­ствую себя неплохо, только приходится много работать. Ну, так и надо. В короткий промежуток подготовить лю­дей. Свыкся. В свободное время бывает кино. Пока всё, привет всем. Фима.

3 июля 1943 г.

Вы все обижаетесь, что я мало пишу писем. Вы оши­баетесь, я написал третье письмо, а ответа нет. Жив- здоров, нахожусь там же и все занимаемся. Генерал-полковник оказался хорошим человеком, спокойный, всем интересуется. Замечаний не сделал. Едем на

тактические занятия, которые у нас ча­сто (...).

11 июля 1943 г.

Не знаю, почему вы не пишите. Случилось что-то или переехали на новое ме­сто? Вы должны на одно мое письмо отвечать двумя, а от вас ни мур-мур. Вчера по­лучил письмо от Меры. Ока­зывается, она тоже военная и находится в минной роте. Мы, наверное, тоже скоро на фронт. Формирование окон­чилось (...).

18 июля 1943 г.

Вот уже целый месяц, как от вас нет писем. Знаете, так неприятно приходить ве­чером с занятий и видеть, как бойцы мои получают письма по одному, по два, по три. А ты стоишь и смотришь, как они читают...

Находимся в 2-3 км от передовой. Наверное, через день или два выедем защи­щать Родину. Если от меня 3-4 месяца не будет писем, не беспокойтесь, потому что мы идем в такое наступле­ние. Если со мной что-нибудь случится, вам сообщат. Ну, больше писать нечего, да и не положено. Привет всем. Целую, Фима.

20 июля 1943 г.

На днях выезжаем. Для нас место готовят, для про­хода. Если по радио будут передавать о взятии г. Орла, то я там. Буду писать с до­роги, пока двигаемся своим ходом. Больше писать не­чего. Вызывают. Целую вас (подпись).

 ...11 августа 1943 года военный госпиталь сооб­щил Анне Ефимовне и Петру Григорьевичу Заславским о смерти их единственного сына.

Родители Ефима уби­ты горем. Они отказывают­ся верить этому страшно­му известию. Материнское сердце ищет любой пред­лог усомниться. Вдруг это ОШИБКА?! Анна Ефимовна обращается к начальнику госпиталя Аронсону и сооб­щает, что последнее письмо Фимы было датировано 20 июля 1943 года, а 29 июля он умер от ран. Мать про­сит поднять историю его болезни, подробно описать ранение, которое оказа­лось смертельным. Куда и в каком состоянии он был доставлен? И дальше, как вопль отчаяния: «Не хочется верить, что такое смелое, выносливое дитя так быстро погибло! Может, при нём со­хранились карточки или хотя бы наше последнее письмо, документ какой? Прошу нам его выслать. Может, товари­щи, лежащие с ним рядом в палате, могут восстановить в памяти его просьбы? К нам, родителям, пусть напишут и расскажут. Возможно, он просил у сестры палаты чего- нибудь? Узнайте, молю, военный го­спиталь, сообщите нам, это облегчит наше горе. Жду ответа. С приве­том А. Заславская, город Фергана, ул. 1 мая».

На запрос ско­ро пришел ответ. В нем сообщалось, что госпиталь, где умер Фима, был перебазирован из города Ефремова в город Орёл. Номер госпиталя 444. И подпись: Комилев, 13 января 1944 г.

Но точку в этой истории мы ставить не будем. За что отдал свою жизнь Фима? Вот хроника военных действий. Третья гвар­дейская танковая армия (место службы лей­тенанта Заславского) была сформирована 14 мая 1943 года и включена в резерв Ставки Верховного Главно­командования. В ее состав вошли 12-й и 15-й танковые корпуса и 91-я отдельная танковая бригада. К 10 июня